"Мертвые души" не по Птоломею

"Мертвые души" Серебренникова! Это Гоголь не по Птоломею, а по Копернику. Не Русь несется птицей - тройкой, когда все вокруг посторонивается, а Чичиков с бешеной скоростью проносится по Руси, обуреваемый неплохой идеей освоения херсонских залежных земель.Находка с покрышками констатирует вечность идиотизма, демонстрируемого в знаменитом диалоге о колесе, которое неизвестно, доедет ли до Москвы.. Все встречи с помещиками так или иначе замешаны на тщетных попытках их "близости" с Чичиковым - от хрестоматийно известных безешек Ноздрева до расчувствовавшегося Плюшкина и расшалившегося ноздревского щенка. Чичиков не дается. Мертвые души остаются ни с чем, диалог о колесе по-прежнему актуален. Зато Чичиков определенно приобретает статус положительного героя, который подкрепляется зонгами, созданными, в частности, по лирическим отступлениям поэмы. Вот уж где вполне оправдывается жанровое определение произведения. Хорошо, что и в этот раз дело не обходится без напоминания о черте (очень скромно, чуть-чуть, только визуально). В спектакле привычные мхатовски-боклевские или мхатовски-агинские шаржи, не столько буквально портретные, сколько антуражно-поведенческие, заменены серебренниковскими, не менее гоголевскими, отнюдь не менее экспрессивными. Спектакль необыкновенно смешной, по актерским и режиссерским подробностям, ,неожиданный (фотографии в сцене с Коробочкой, мертвецы у Плюшкина, щенячья стая у Ноздрева, великолепно комикующие Фемистоклюс и Алкид...), очень точный, иногда страшный, а также стилистически актуальный, никого и ничего, кроме Гоголя, не повторяющий. Музыка! Обычный "деревянный" минимализм Серебренникова в художественном оформлении! Блестящие, энергичные актерские работы!  И великоленно перевернутый финал - вопрос о том, что же хочет Русь от нас, при полной ясности того, что и сейчас нужно нам. Умный спектакль, к счастью, не выезжающий за счет "постмодернистского компота" и брезгающий дешевой актуализацией типа "а в отдельных магазинах нет отдельной колбасы". Гоголевский современный спектакль, верный традициям и при этом, благодаря режиссерскому замыслу, вполне новаторский. Одна ни на что не влияющая, но досадная мелочь (не нашел ей оправдания): произнесение Штейнбергом в слове "шинель" твердого "н" вместо мягкого - эдакое сегодняшнее "ашановское" просторечие.